— Как известно, у нас избегают таких названий. В обиходе Союз или РСФСР, а тут — Россия.

— Россия-матушка — наши истоки, — заявил «Тургенев». — Почитай, все оттуда вышли.

Коридорный вдруг остановился:

— Здравствуйте, Муслим Магометович, — провожатый вдруг расплылся в улыбке с полупоклоном перед джентельменского вида чернявым мужчиной средних лет.

Его лицо мне показалось до боли знакомым. Тот в ответ мельком кивнул, будто старался проскочить мимо побыстрее.

— Это же ведущий “Песни года”, — восхищенно проговорил Погодин.

— Эх, молодежь, — покачал головой коридорный. — Великих певцов надо знать в лицо. — Бородач, убедившись, что постоялец уже достаточно удалился, тут же напел хриплым голосом пару строчек.

Ты — моя мелодия,

Я — твой преданный Орфей...

— Так это Магомаев? — восхищенно пробормотал Погодин. — Не узнал его. В жизни он по-другому выглядит.

— Он самый, — гордо возвестил провожатый. — У него тут как квартира уже. Месяцами может в номере жить.

Лифт доставил нас на четвертый этаж. В коридоре, возле нужного нам номера 413, толпился народ. Мелькали серые мундиры милиционеров (да не простых, а целых генералов), синие — прокурорских работников (в звании ниже «полковника», в пересчете на наши, не увидел), люди в штатском, которые вовсе были не гражданскими.

— Ого, — тихо присвистнул я. — Сколько правоохранителей сбежалось, будто члена Политбюро убили.

— Тс-с, Андрей Григорьевич, — шикнул на меня Горохов. — Не в том месте и не в том смысле упоминаешь этих, — Горохов ткнул пальцем в потолок. — Вмиг к политическим террористам припишут. Хотя ты прав. Солист большого театра, причем новенький и никому не известный, а столько шуму.

— А вы что? — коридорный собирался уже нас оставить, но остановился и развернулся. — Не знаете, кто такой Артур Дицони?

Катков и Погодин одновременно развели руками.

— Вся Москва знает, а вы — нет… — усмехнулся бородач.

— И кто же он? — нахмурился Горохов.

— Простите, товарищи дорогие, но об этом не принято говорить вслух — органы соответствующие бдят. — Коридорный кивнул на людей в штатском. — А мне еще внуков растить, на родителей надежды нет, ведь трудятся они не в гостинице, а на заводе. Ладно, прощевайте, пойду я. И так уже лишнего наговорил.

Нам навстречу шагнул пузатый прокурор, на черных петлицах по две огромные звезды — по-нашему аж целый генерал-лейтенант получается.

Судя по вальяжности и некоторой надменности, навсегда застывшей на пухлом лице, чувствовал он себя среди высоких чинов явно, как рыба в воде. А то и как щука среди окуней. Явно был из генеральной прокуратуры. Черт… Кем же на самом деле был этот покойный цыган?

— Никита, — генерал позволил Горохову пожать себе руку, на остальных только бросил мимолетный взгляд, задержав его чуть подольше лишь на Свете, что смотрелась среди мужиков жемчужинкой. — Дело решили поручить твоей группе.

Горохов, явно недовольный, что его так по-панибратски назвали в присутствии подчиненных, коллег и прочих горничных, с язвинкой в голосе спросил:

— К чему нам такая честь, Павел Алексеевич? Я так понимаю, потерпевший был артистом местного пошиба? Есть районная прокуратура. Городская, в конце концов.

— Не ерепенься, Егорыч, — понизив голос проговорил генерал. — Сам знаешь, кем был убитый… Сверху результатов ждут уже сегодня.

— Черт побери! — всплеснул руками Горохов. — Вы меня, конечно, извините, Павел Алексеевич, но о потерпевшем мне лишь известно, что он был солистом Большого театра. Скажите, наконец, что он за птица такая важная…

— Об это вслух не говорят, — назидательно улыбнулся «генерал». — Но сам понимаешь, все, что касается ЦК — по раскрытию на первом месте. Подключайся оперативно. В номере сотрудники из МУРа, введут тебя в курс дела.

Мы вошли внутрь просторного двухкомнатного номера, потеснив высокие чины. На кровати лежал абсолютно голый молодой мужчина. Распластался, неуклюже раскинув руки. Из раны на груди в районе сердца застывший красный ручеек вёл к целой луже, что пропитала постель. На животе под пупком поперечный разрез, тоже залитый кровью.

Света поморщилась и отвернулась. Погодин тоже скривился, но взгляда не отвел. И лишь криминалист Катков, словно легавая на охоте, сделал стойку. С интересом оглядывая обстановку и труп хоть и мёртвого, но довольно симпатичного и запоминающегося цыгана, возле которого копошились сразу два судмедэксперта в перчатках и какой-то сторонний криминалист с «Зенитом».

— Товарищи! — громко произнес Горохов. — Разрешите представиться. Горохов Никита Егорович, руководитель специальной межведомственной следственно-оперативной группы. Осуществление первичных следственных мероприятий поручено мне и моему личному составу. Я попрошу посторонних покинуть место происшествия. Остаются только эксперты и работники уголовного розыска. Спасибо за понимание.

Генералитет (что прокурорский, что МВД-шный) с удивлением уставился на наглеца. Какой-то следователь смеет им указывать?

— Товарищи, я прошу побыстрее, пожалуйста. Вы мешаете осмотру и поиску возможных следов, — настаивал мой начальник.

Мы молчали, но согласны были с каждым словом.

Высокие чины загудели и потянулись к выходу. Не решились осадить Горохова. Понимали, что если дело поручено ему, то на месте происшествия он и есть главный.

Никита Егорович подозвал двух оперативников и стал их расспрашивать. Меня кто-то тронул сзади за плечо:

— Здравствуйте, Андрей Григорьевич.

Я обернулся и не поверил своим глазам. Передо мной стоял ГБ-шник Черненко. Несмотря на жаркую погоду, мой старый знакомый по Новоульяновску был в плотном костюме и шляпе.

— Товарищ майор, — я пожал протянутую мне твёрдую, как доска сухую ладонь. — И вы здесь…

— Подполковник, — улыбнулся Черненко.

— Поздравляю, растете. Слышал, вы теперь здесь в столице насовсем обосновались?

— Мы там, куда Родина пошлет, — двусмысленно проговорил подполковник. — Давайте отойдем в сторонку. Переговорим.

Раньше от таких предложений я бы напрягся, размышляя о том, как бы не сболтнуть чего лишнего. Я давно знал, что контора бдила за мной, и иногда казалось, что они уже раскусили во мне попаданца. За те четыре года, что я здесь, уже привык к их вниманию и теперь особо не тревожился. Однако если они меня и раскусили, то дали зеленый свет. Не трогали, ведь своими поступками Петров, а в прошлом майор Нагорный, доказал, что цели преследует исключительно благие, и службу тянет, укрепляя ту самую безопасность Родины, о которой они так пекутся.

Мы вышли из номера.

— Слышал про ваши подвиги, Андрей Григорьевич, — Черненко вытащил сигарету и предложил мне, я отказался.

— Да какие подвиги? Так… Обычная служба.

— Ну, не скромничайте, — прищурился подполковник. — Поговаривают, что раскрытие убийства моего старого знакомого товарища Дубова — чисто ваша заслуга. Горохов против Гоши Индия уже обвинения выдвинуть даже успел.

— Неправильно говорят, — слукавил я. — Это был наш общий план с Никитой Егоровичем, а финты с Гошей — обманный манёвр, чтобы усыпить бдительность истинного преступника.

Черненко степенно кивнул. Все движения у него выходили неприметными и одновременно какими-то породистыми.

— Будем считать, что я поверил. Только Горохову орден-то не вручили… Ну, не важно. Я вот про что хотел поговорить с вами. Потерпевший, как вы успели заметить, человек не особо выдающийся, но за него внесли веское слово люди с самого верха.

— И чем же он им так дорог?

— Убили его ночью, — продолжал подполковник, будто не расслышав моего вопроса. — Причина смерти — удар ножом в сердце.

— У него еще вспорот живот, — уточнил я.

— Это уже постфактум. Судмедэксперт определил по характеру кровотечения, что разрез нанесен позже, когда большая часть крови уже покинула организм через повреждение на груди.

— Зачем тогда надо было резать живот?