— Ну, ухо не столь важный орган, — попытался я успокоить потерпевшего, но в этот раз ляпнул не совсем то, что ему хотелось бы услышать.

Просто я исходил из своего опыта. От мочки кровищи много, а ущерба — ноль. Много потом всяких эмо-готов будут пробивать в ушах целые тоннели, а другие потом — со злости пытаться им их оттуда выдрать.

— Смеетесь? — плаксиво скривился «агент», — А если бы на пару сантиметров правее пуля прошла? Лежал бы сейчас с простреленной башкой в своей комнате.

— Прости, Гена, но я действительно рад, что ты отделался лишь мочкой. Обещаю тебе, что найду этого гада. Ты успокойся. Все уже позади. Расскажи подробно, что случилось? Это очень важно.

— Я спал в своей комнате, — всхлипнул студент и снова провел рукавом по глазам. — Сплю я чутко. Не знаю почему. С детдома еще так привык. Ведь там расслабиться нельзя даже ночью. Запросто можно было огрести от воспитателя для профилактики. Или от старшаков. Хотя меня и младшие, бывало, обижали. Хлипкий я был.

Сейчас ты такой же, подумал я про себя, участливо кивнув. Практикант вздохнул, на секунду задумался, будто вспоминая былое.

— Давай ближе к делу, Гена, — поторопил я его.

Мне стало вдруг его жаль. Такому кадру к психологу прямая дорога. Столько травм с детства в парне накоплено. Но не принято в СССР по психологам шастать. Жаль, конечно. Парень вроде неплохой, старательный, только нет в нем жизненного стержня. Нет личности. Не мужик, а нечто непонятное в белом халате. Хотя сейчас я его впервые видел в другой одежде. И он мне казался еще более жалким. Все-таки униформа всем добавляет немного брутальности.

— Пока я спал, в дверь кто-то постучал, — вкрадчиво продолжил практикант. — Не слишком громко. Будто разбудить соседей боялись. Но моих соседей из пушки не поднимешь. Слева инвалид Козлов проживает. Но только по бумагам немощный. А пьет за двоих. А справа — молодая пара. Так те постоянно музыку непонятную крутят. Рычащую, со словами импортными. Даже ночью у них магнитола гремит. Но я привык.

— Продолжай, Гена, — мое терпение уже заканчивалось, но я старался говорить как можно доброжелательней. Нельзя сейчас, чтобы студент в себе замкнулся. Нет у меня Светы под рукой, чтобы его нормально разговорить и стресс снять. Буду спрашивать, как умею.

— Я даже сначала подумал, что показалось мне, — пробормотал парень, — открыл глаза, подождал. Стук повторился. Так же тихо и вкрадчиво. Меня аж в пот бросило. Нет… В общежитии обычное дело, когда сосед посреди ночи к тебе ломится трешку на благое дело срочно занять. Но таких сразу слышно. Стучат, будто дверь с петель хотят сорвать. И орут на весь коридор: «Генка, открой, займи денег, брат!»

Студент облизнул пересохшие губы и продолжил:

— Я встал и к двери подошел. Прислушался. Тишина. Собрался с силами и спросил, кто там, открывать пока не стал, нехорошее почуял. А в ответ мне: «Милиция». И голос такой глухой, как из подземелья. Еле слышно, но я слова разобрал. Какая такая милиция? — говорю я. По ночам милиция не ходит, разве что только к преступникам. Ничего, говорю, такого я не натворил, а даже наоборот… Хотел сказать, что вам помогаю, Андрей Григорьевич, но вовремя спохватился. У нас ведь негласное сотрудничество. Все понимаю. Но…

Берг сглотнул, буквально заново проживая ужас от ночного нападения.

— В тот момент я испугался. Понял, что никакая это вовсе не милиция. А незнакомец не уходит. Слышу, пыхтит под дверью. И открыть просит. Говорит, что в соседнем дворе грабеж приключился, у какой-то гражданки сумочку из рук вырвали. Он даже фамилию ее назвал, но я не запомнил. Позвольте, — спросил я его. А при чем тут я? А он мне отвечает, что якобы подозрительный тип в общежитие наше забежал, и им нужно срочно проверить все комнаты. Я стал думать,, как его на чистую воду вывести. Говорю, вы сначала, товарищ милиционер, соседние комнаты проверьте. Например, тринадцатую, где Федулов живет. Вот тот недавно освободился, за подобные деяния срок отбывал, и запросто мог эту самую сумочку по старой привычке у тетеньки тиснуть. Вот когда вам Федулов дверь откроет, так и я выйду. Слышу, шаги удаляются.

— Молодец, сообразил, — осторожно похвалил его я.

Берг кивнул, даже уголок губы дернулся было в улыбку, но в долю секунды лицо снова стало серьезным и тревожным.

— Я было обрадовался, что раскусил злодея, а самого мандраж пробрал. Это, получается, и вправду не милиционер ведь был. Хотел вам позвонить, да только откуда в нашей захудалой общаге телефону взяться. Есть у комендантши, да только там сейчас все закрыто, а до автомата на улицу бежать боязно, вдруг меня внизу караулят. Походил я с полчаса, помаялся и решил, что утра дождусь и к вам приду. Лег в постель и даже глаза закрыл, заснуть попытался. Как вдруг в окошко щелкнуло. Тюк! — легонько так по стеклышку. Еле слышно, но у меня чуть сердце не оборвалось. Тюк! Снова звук повторился. Сон, как рукой сняло — да я и до этого уже основательно проснулся, пока ответ придумывал из-за двери. Я сел на кровати, а к окну подходить боюсь. И снова в стекло будто птичка клювиком стукнула. Знаете, как камешек маленький в окно кидали, когда вызывали в детстве кого-то на улицу. Мы с пацанами так часто делали. Что делать, набрался я смелости и подошел к окну, а шторку открывать все равно боюсь. Вглядываюсь сквозь занавеску, ни черта не видно. Тут мысль меня одна обожгла. У меня ведь второй этаж, и береза к окну прилегает вплотную совсем. Вон та самая, — Берг кивнул в окошко РАФика, указывая на дерево, — А что если этот убивец, а в том, что он убивать меня пришел, я больше не сомневался, по дереву лезет ко мне в окошко? И не камни это вовсе по стеклу щелкают, а ветки, раскачиваясь, цепляют. Меня как ледяной водой окатило — очень ярко представил. Я резко распахнул шторку и глянул на березу. Всматривался в каждую развилку ствола, в каждую веточку. Но никого не увидел. На душе отлегло. Луна на небе сегодня яркая, хоть и кособокая, неполная. Площадку перед общежитием осветила. Глаза у меня уже к темноте привыкли. Видно, что внизу никого. Вот только взгляд зацепился за дерево, вон то, возле лавки.

Берг снова кивнул в окно машины, указывая нам нужную локацию.

— Что-то не так было с деревом. Я протер глаза и присмотрелся, и всё, больше не мог сдвинуться, как в параличе. Под деревом стоял человек с ружьем. Неподвижный, как каменная статуя, в окно мое целился. Его сразу-то и не видно было. Темный силуэт слился с деревом почти. Ветки густые, от луны прикрыли. Вся моя жизнь пронеслась перед глазами. Бах! Грохнул выстрел. Я даже заметил, как вспышка на кончике ружья повисла на долю секунды. Звякнуло стекло, и что-то обожгло мое ухо. Только тогда я пришел в себя. Шлепнулся на пол и закрыл голову руками. Так и пролежал не знаю сколько. Только слышу, соседи повыскакивали. По коридору шаги торопливые. Голоса знакомые — тут у меня уже немного пульс унялся, а то под двести был, наверное. Я поднялся, отпер дверь и выскочил в коридор. На Федулова там наткнулся. Тот в майке и трусах матюгался, что уши оборвет сейчас тому, кто во дворе хлопушками балуется. Хлопушки! В этот момент я его как родного готов расцеловать был. Тут и остальные соседи на шум повысовывались. Но их, скорее, ругань Федулова разбудила, чем выстрел.

Студент даже нашел в себе силы немного ухмыльнуться. Проговаривая нам всё, что произошло, он, кажется, осознавал, что, хоть и страшно было, но он остался цел и невредим. Впрочем, нам пока от этого было не особо легче.

— В общем, сбежались, таращатся все на меня и охают. А я сразу-то не понял, что такого. А потом чувствую, по плечу бежит нечто липкое и теплое. Глянул на себя и заорал. Милицию, кричу, вызывайте и врача! Я как-то позабыл, что и сам врач, да и подстраховаться… В общем… Вот такая история, Андрей Григорьевич.

— Спасибо, Гена, что рассказал так подробно, — я одобрительно закивал, — а голос тебе его не показался знакомым? Когда через дверь разговаривали и он милицией представился?

Берг нахмурился. Наверное, думал, что, раз все рассказал в деталях, у меня не найдётся к нему вопросов. Но мне нужна была каждая черточка.