— Кузьмич, дорогой, вспомни, где может обитать Гусев. Если дома и в гараже его нет. У друзей, может? Адреса знаешь?

— Да какие у него друзья? — отмахнулся старик. — Его скверный характер только я мог вынести. Со мной и корешился.

— Любовница, подруга есть?

— Бабы не по его части. Уже лет пять, как проблемы у него — с этим делом, — старик показал согнутый крючком указательный палец. — Утратил соколик мужскую твердь.

Видно, и правда тесно они дружили, если Гусев Кузьмичу такие интимные подробности раскрывал. Но я только руками всплеснул — пока что мне их дружба никак не помогала.

— Вот как я тебе помогу его найти? А если вправду беда с ним приключилась? — я не стал говорить, что Гусев в розыске, чтобы Кузьмич был как можно более откровенным со мной. — Вспоминай, родной! В какие шахматные кружки ходил твой друг. В какой пивбар или другой кинотеатр?

— Мы в дурака рубились, а не в шахматы. И пиво глыкали не в пивбаре, а в гаражах. Только нет там его уже почитай неделю. Не случалась такого, чтобы он «Ниву» свою так надолго оставлял.

— Ладно, ясно… Вот мой телефон. Если Гусев объявится — сразу звони мне. А я по своим каналам буду искать. Если надо, в розыск объявим.

— Угу, — Кузьмич почему-то теперь выглядел испуганным.

Может, за друга беспокоился? Но кроме тревоги на его лице отпечатался страх, который старик пытался скрыть. Что-то здесь не так…

Я напоил его чаем, попытался выудить еще хоть что-нибудь в непринужденной обстановке. Но Кузьмич больше на контакт не шел. Отвечал односложно, хмурил брови и перебирал пальцами широкой ладони свою засаленную кепку. Сейчас он совсем не был похож на того балагура-баечника, что так веселил нас у костра на рыбалке.

Я сидел в следственной кабине КПЗ, рассматривая «рисунок» заскорузлых стен. В разводах небрежно наляпанной штукатурки чудились монстры, маньяки и бородатая морда Джигурды.

Дверь распахнулась, и дежурный завел Берга. Я кивнул, и милиционер оставил нас одних.

Бух! — гулко хлопнула дверь за спиной дежурного. Гена вздрогнул.

— Андрей Григорьевич! — он подбежал ко мне и затряс протянутую руку. — Долго мне еще здесь сидеть? Несколько дней здесь тянутся как вечность.

— Это самое надежное место в городе, — улыбнулся я. — Тебя здесь никто не достанет.

— Мне страшно. Мне кажется, что соседи по камере меня хотят прирезать.

— За что?

— Не знаю. Может, Потрошитель их попросил.

— Не волнуйся, Гена. Ножей в камерах нет. Шмон проводится регулярно.

— А разве мне легче, если меня просто придушат ночью подушкой, а не ножом пырнут? Вон из ружья уже стреляли. Сморите. У меня прядка даже седая появилась.

— Гена! Ты сам просил тебя спрятать на время в надежное место.

— А в одиночку меня нельзя поместить?

Заключите меня в бронированную камеру — некстати вспомнились мне мольбы булгаковских персонажей.

— Не положено. Ты не смертник, ты обычный хулиган, которого закрыли на несколько суток за растоптанную клумбу возле памятника Ленину.

— Я никогда так не поступал, — удрученно вздохнул Гена. — Цветочки жалко. Да и прямо возле фигуры Владимира Ильича. Кощунство какое-то.

— Зато теперь ты здесь официально прописался. Комар носа не подточит. Да и не сгущай краски. Никто тебя здесь не достанет. Ты не с урками сидишь, а с обычными советскими гражданами — тунеядцами и алкоголиками. Они тоже за административку отбывают, а не за грабежи и убийства.

— А нельзя меня было в другом месте спрятать?

— Завтра срок твой истекает, выйдешь. Но в общагу пока тебе не стоит соваться. У тебя родственники в городе есть?

— Да, откуда, я же детдомовский. Говорил вам как-то.

Кажется, он даже немного обиделся, что я не запомнил эти детали.

— Ладно, придумаю, что-нибудь. Завтра сам тебя отсюда забирать приду. Наш знакомый Гусев объявился. Ну, пусть не лично. Звонил вчера другу.

— Так вы его еще не поймали? — на лбу Гены выступили капли, а нижняя губа противно затряслась.

Х-хоспади… Откуда он свалился на мою голову? Не люблю быть нянькой. Тем более у взрослых мужиков.

— Он в розыске.

— Вы же сами сказали, что отпечатки на ружье, из которого в меня стреляли, оставлены Гусевым.

— Это не точно, но скорее всего. У нас нет его пальчиков. В качестве образцов и носителей отпечатков использованы его личные вещи. Гусев это или нет стрелял из ружья, точно мы сможем сказать, когда его поймаем, тогда и дактилоскопируем непосредственно.

— Да он это! — взвизгнул Берг. — Больше некому. Вся эта катавасия началась, когда я стал с вами работать. Когда нашел весь список убитых женщин в журналах роддома. А потом все сгорело, в меня стреляли. Уважаемый врач ударился в бега.

— Отставить панику, Гена, — хлопнул я по столу ладонью. — Хирург — не иголка, поймаем его. Обещаю.

— Вы мне и безопасность с конфиденциальностью обещали, — шмыгнул носом студент. — Знаю, как вы ловите, что потом удержать не смогли.

— Ты это про что?

— Да вся наша камера только об этом и говорит. Как некий заключенный Березов от вас смылся. А за что его посадили? А?

— За незаконное преподавание каратэ, — решил слукавить я.

— Зачем вы меня обманываете? Я же говорю. Все камера наша гудит. Его как раз за убийства и взяли. Может, он и есть Потрошитель? А вы его упустили. Нет теперь у меня надежды на милицию. Что теперь делать?

— На милицию ты не надейся, ты мне верь. У меня план.

— А что же вы мне не рассказываете про вчерашнее убийство?

— Какое убийство?

— Вы думаете, раз тут люди за решеткой сидят, то никто ничего не знает? Да я такого тут понаслушался! Вчера еще одну женщину прирезали. Ведь так?

Я нахмурился:

— Не хотел тебя лишней информацией пугать. Да. Нашли ее в подворотне.

— И живот также разрезан? Как вы рассказывали про предыдущих жертв?

— Да… — я сжал кулаки. — Потрошитель снова активизировался. Стал убивать чаще. Уже пятая жертва. Первые три были почти на год растянуты, а последние в десять дней уложились.

— Она тоже была пациенткой нашего злополучного роддома?

— А как теперь проверишь? — пожал я плечами. — Административный блок сгорел со всеми бумагами.

— Ну, так вы у родственников спросите.

— Если бы все было так просто. Труп опознать не можем. Объявление в газету дали, с приметами. Попросили помощи общественности. Но пока все глухо. Кстати. Вот ее фотография.

Я достал из блокнота карточку 9х12, покрутил ее в пальцах, прежде чем повернуть к Бергу. Все-таки малахольный он, надо сначала предупредить.

— Не хотел тебе показывать. Пугать лишний раз. Но раз ты сам все знаешь… Глянь осторожно. Фото не из семейного альбома, сам видишь.

Увидев искаженное смертью окровавленное лицо, студент охнул и схватился за сердце:

— Да разве тут ее узнаешь? В таком виде. Глаза закрыты. Лицо в отеках и крови. Если бы даже она была у нас пациенткой, не признал бы я ее точно. Чую, скоро Потрошитель и за мной придет.

— Ну ты же не женщина и в роддоме не лежал. Гена, соберись! — мне хотелось взять его за шкирку и встряхнуть, как котёнка, который день с ночью попутал.

— Насколько я уже понял, в списке его жертв и мужчины уже есть, — мрачно добавил тот.

— А ты не так глуп, как кажешься, — одобрительно кивнул я. — Не бойся, Геннадий, Найдем мы всех Потрошителей, Гусевых и Березовых вместе взятых. И будешь опять спокойно проходить практику в своем роддоме.

— Не знаю… — тихо пробормотал Берг. — Смогу ли я после всего, что случилось, вернуться туда.

— Верь мне, Гена.

— А меня вы завтра точно заберете?

— Точно…

Я поднялся на нужный этаж тихой неприметной панельки и остановился возле двери конспиративной квартиры. Прислушался, огляделся. Постучал условным стуком — три коротких, два длинных. Через минуту щелкнул замок, и на пороге появилась могучая фигура в тельняшке.